Запрет на любовь

Такого Вагнера в России еще не было! Эту музыку мог бы сочинить Оффенбах, но он в тот момент был еще слишком юн. Гениальность Вагнера и его соавтора по «Запрету на любовь» Шекспира в том, что эта пьеса – на все времена. Как будто драматург и композитор заранее просчитали и заложили в матрицу все возможные ситуации, и ситуацию с реконструкцией нашего театра тоже. Герои оперы отстаивают свое право на любовь. А наша любовь это театр. И мы пытаемся отстоять это право, используя нашу трибуну, то есть сцену.
Что в «Запрете» молодого Рихарда Вагнера вагнеровского? Могучий, даже слишком «вагнеровский» оркестр – и лейтмотив абсурдного запрета. Лейтмотив постоянно слышится в этой комической опере, в новом облике возвращается в «Лоэнгрине», чтобы прозвучать из уст рыцаря Грааля, и раздается всюду, где причины запретительных решений сокрыты от простых смертных во мраке и неизвестности.

Дмитрий Бертман

Дмитрий Бертман и Эдвальд Смирнов вместе с австрийским художником Хартмутом Шоргхоффером превратили оперу в злободневный памфлет, с юмором, но и не без горечи повествующий о собственных мытарствах «Геликона» на поприще реконструкции и строительства здания театра.

Неуемный придумщик Дмитрий Бертман по-своему прочитал сюжет оперы, который в свою очередь был заимствован композитором из пьесы Шекспира «Мера за меру». И надо сказать, что «Геликон» гораздо бережнее отнесся к Вагнеру, чем в свое время Вагнер к Шекспиру.

интернет-портал «Афиша@mail.ru»

В бертмановской режиссерской версии неизвестной вагнеровской комедии по сцене толпами ходят люди в строительных касках, другие носят туда-сюда чертежи, стены напоминают те, что реставрируются-реконструируются на Никитской, а в финале перед актерами падает занавес с изображением финального архитектурного счастья, которое уже настигло героев оперы, но еще не посетило сам «Геликон».

Вся история, подслушанная Вагнером у Шекспира и разыгранная 22-летним композитором с юмором, пылом и щедростью, но без гигантомании, превращается у Бертмана в политическую сатиру – лихую историю сопротивления и победы, тирании и свободы. Плохие и хорошие в истории слегка перемешаны, но это не мешает веселости представления с явным посылом: добро – хорошо, зло – плохо. Нет – бюрократии, тирании и ограничениям. Да здравствуют свобода и любовь. Дворец счастья должен быть построен.

У этой очаровательной интенции – прекрасное карнавальное воплощение.

газета «Московские новости»

Нет никаких обстрелов прямой наводкой: досталось не конкретным лицам и организациям, а некоему бессмысленному чудищу по имени Глупость, денно и нощно портящему нам жизнь. В целом получилась не месть художника (кстати говоря, благодарный жанр) и даже не интеллигентский кукиш в кармане, крутить который мы никак не разучимся. Премьерный спектакль – осененная именем Вагнера и шумом оперной толпы двухактная реприза, на дне которой усталость, грусть и надежда на лучшее завтра.

журнал «Итоги»

Сам спектакль был рассчитан на победительный захват. И если кому-то в партитуре и недоставало чего-то специфически вагнеровского, то уж энергия валькирийного клича «Хой-о-то-хо!» била в спектакле буквально через край, выплескивая в комическом действии скопленное за последние годы реальной трагедии вокруг театра напряжение. Режиссер Дмитрий Бертман интерпретировал партитуру «Запрета» радикально, мастерски врезав в ее ткань сюжет, который откликался на «злобу дня», но не был полярным Вагнеру. Общей осталась главная ось – инстинкт любви и искусства сильнее любого запрета. Талант всегда победит. А люди всегда предпочтут радость и творчество унылым кодексам, из которых изъята суть – жизнь.

«Российская газета»