Театральная компания ЗМ

Прелюдия

Михайловский театр, Санкт-Петербург
Номинации на Премию «Золотая Маска» 2012г.- «Лучший спектакль в балете», «Лучшая работа хореографа»


Музыка: Георг Фридрих Гендель, Людвиг ван Бетховен, Бенджамин Бриттен



Хореограф, художник-постановщик, художник по костюмам: Начо Дуато

Музыкальный руководитель постановки и дирижер: Валерий Овсяников

Дирижер: Валентин Богданов

Художник по свету: Брэд Филдс

Художник-технолог по костюмам: Алла Марусина

Ассистенты хореографа: Жанна Аюпова, Кирилл Мясников



Артисты: Леонид Сарафанов, Марат Шемиунов, Ирина Перрен, Евгений Дерябин, Екатерина Борченко, Ришат Юлбарисов, Оксана Бондарева, Денис Морозов, Ольга Пыхачова, Татьяна Мильцева, Андрей Яхнюк, Сабина Яппарова, Николай Корыпаев, Мария Дмитриенко, Андрей Маслобоев, Виктория Зарипова, Алексей Кузнецов, Альфа Н’Гоби Олимпида Саурат, Ольга Астрейко, Екатерина Красюк, Виктория Кутепова, Кристина Махвиладзе, Марина Николаева, Ольга Семенова, Эльвира Хабибуллина, Татьяна Гордиенко, Нина Османова, Мария Рихтер, Анна Сухова, Николай Арзяев, Никита Кулигин, Андрей Лапшанов, Виктор Лебедев

Вокал: Светлана Москаленко



В спектакле использованы элементы декораций и занавесы, выполненные художником Вячеславом Окуневым

Продолжительность 40 мин



Чтобы разобраться в пестроте своей российской жизни, постановщик взял заведомо пеструю музыкальную основу. Он скрестил Генделя с Бетховеном и Бриттеном, то есть барокко с XIX веком и современной музыкой. И подложил эту смесь под три вида танца – романтический балет, классический академизм и модерн-данс. За первое отвечают реминисценции из «Жизели». За второе – аллюзии на «Лебединое озеро» и неожиданные цитаты из балета Баланчина «Серенада». За третье – манера самого Дуато. Плюс намеки на новые факторы в жизни автора – Россия с ее незыблемыми балетными основами, Петербург с его дворцовым классицизмом и архитектурными «завитушками» и Михайловский театр. Все это не разобщено, но органически связано, как цепочка ДНК. При таком подходе движения переосмысливают самое себя и друг друга: танцовщицы, играющие в «старинный романтизм», бодро шлепают босыми ногами, а изгибающиеся во все стороны «новаторши» неожиданно встают на пуанты. И конечно, петербуржец Дуато активно осваивает новые лексические территории. Его танцевальная манера, которую рецензенты сравнивают с вязким льющимся медом, в «Прелюдии» претерпела эволюцию в сторону классики.

В финале на белый соборный купол усядется человек в черном, персонажи красиво запутаются в золотом занавесе, а потом уйдут в некрасивые театральные дали на заднике. И станет ясно, что «Прелюдия» – балет о житейском и творческом смятении.

газета «Новые Известия»



Балет подчеркнуто театрален: крошечная прелюдия на закрытом занавесе, нарочито стилизованные декорации а la XIX век, беспощадно обнажающий обшарпанность закулисья роскошный шоколадный с золотом занавес, газовые юбки кордебалета. Но центральную пару хореограф и автор костюмов Начо Дуато облачил в нечто цвета еще не проявленного. Именно им, не прикрытым аксессуарами и разноцветьем, вести основную партию. Освоив причудливую пластику, в которой – экспрессионистский крик и плавная красота модерна, рассказывать историю о рае и его утрате, о неспокойстве души, об извечном совершенстве всевыражающего тела. Кордебалет же в «Прелюдии» совсем, кажется, классический. И совсем белый. Красиво и тревожно. Тревогу, однако, рождает не очевидный контраст белоснежного романтического газа на танцовщицах и черных современных трико на их партнерах, а едва заметная темная ткань под газовыми лифами. Немного, кажется. Но это уже не непорочная чистота неземной Жизели, а сероватая белизна снега на обочине в любимом городе.

«Независимая газета»



«Прелюдия» – вторая мировая премьера, сочиненная испанским хореографом для михайловских танцовщиков. И, пожалуй, наиболее «русская». В ней искушенные знатоки балета найдут и изощренный психологизм, и порхающий романтизм, и жестокий драматизм взаимоотношений в лучших традициях Достоевского. И все это базируется на прочной основе классического академического танца, преломленного сквозь призму авторского стиля хореографа.
«Прелюдия» бессюжетна. Но именно танец – умиротворенный и взвинченный, страстный и созерцательный – создает действие и скручивает сюжетную пружину. Загадочное пространство балета населено сильфидами, людьми в черном и вполне современными персонажами. Сцена раздвигается до крайних пределов, обнажая закулисье с романтически наваленными декорациями, и сужается до бального зала с роскошной люстрой; герои оказываются то средь меланхолического пейзажа, то в замкнутом пространстве сценической коробки, то вновь, преодолевая расстояния, выходят на просторы Вселенной.

Танец «Прелюдии» многолик, эмоции сменяют одна другую: так дети мгновенно переходят от плача к смеху или погружаются в неведомую задумчивость. Оттого и хореография Начо Дуато, свободная по формальным признакам, кажется рожденной именно этим детским и наивным восприятием мира. Сильфиды прядут нервные взволнованные узоры в романтическом антураже, беспечно ликуют на паркете бального зала и выходят похоронной процессией. Люди в черном, несмотря на мрачность облика, оказываются носителями самого что ни на есть положительного начала: их танец, самый гармонически сопряженный, решен в лучших академических традициях. Текучесть хореографических форм (дуэт перерастает в квартет, секстет и обратно в дуэт) — словно отражение ускользающих мгновений, внезапность воздушных порывов охлаждается недосказанностью, на внутреннее согласие накидывается прозрачный флер смятения.
«Прелюдия» – будто хореографическая контурная карта танцевального мироздания Начо Дуато. Бродя по сумрачным аллеям хореографического постмодернизма, выходишь на залитый светом простор чистейшей классики, чтоб оттуда рвануть в нирвану космического бытия.

газета «Коммерсант»





В финале этого спектакля в глубине сцены на игрушечном куполе собора сидит человек – то ли монтировщик присел на перекур, то ли ангел за городом наблюдает. Начо Дуато сочинил «Прелюдию» вскоре после того, как, распрощавшись с Испанией, переехал в Петербург и стал худруком балета Михайловского театра – и маленький этот спектакль стал объяснением в любви северному городу. Здесь в сумерках не разберешь, кто там неподалеку – ангелы или работяги, сквозь белоснежный балеринский наряд просвечивает черная подкладка, а культурный слой так плотен, что, какое па ни поставь, тебе обязательно напомнят: нечто похожее было в «Жизели» или в баланчинской «Серенаде». Отношения драматичны до надрыва (центральный дуэт кажется вовсе каким-то достоевским), неприкаянность одиноких душ особенно заметна (мужское соло дивной красоты). «Прелюдия» – о загадке Петербурга, к которой только начал присматриваться хореограф.

Анна Гордеева