Театральная компания ЗМ

АДӘМНӘР (ЛЮДИ)

Татарский театр кукол «Экият», Казань
Номинации на Премию «Золотая Маска» 2022г.  «Лучший спектакль в театре кукол», «Лучшая работа режиссера», «Лучшая работа художника», «Лучшая работа актера» (Дилюс Хузяхметов, Альбина Шагалиева).
драма
по повести Галимджана Ибрагимова

Режиссер-постановщик, автор инсценировки и идеи решения сценического пространства: Ильгиз Зайниев
Художник-постановщик и автор кукол: Сергей Рябинин
Композитор: Эльмир Низамов
Художник по свету: Михаил Кирильцев 

Артисты: Дилюс Хузяхметов, Альбина Шагалиева

Музыка к спектаклю была записана на студии Tank studio
Музыканты: Асия Гареева, Ольга Ивлиева, Владимир Ершов, Александр Дульнев

В спектакле использовались произведения Х. Такташа, Дэрдменда, Г. Кандалый, Г. Тукая и материалы из рубрики «Страшный голод» журнала «Наше наследие»

Спектакль идет на татарском языке с синхронным переводом 

Продолжительность 1 ч. 20 мин. 
Возрастная категория 16+
Повесть Галимджана Ибрагимова «Люди» – это одно из сильнейших произведений в татарской литературе. Судьба главы семейства, внутреннее разрушение, когда мужчина перестает быть человеком, превращается в какое-то бездушное создание, не может оставить равнодушным. О чем говорить, когда отец смотрит на своего ребенка и видит мясо? Пять, три килограмма… Какой из них более увесистый? Как нужно довести человека, чтобы он видел еду в собственных детях?
Ильгиз Зайниев, интервью газете «Комсомольская правда. Казань»
Идея сделать куклы в виде картофелин пришла во время работы над спектаклем. Старый, сморщенный корнеплод напоминает лицо старика. Если куклу делать один в один похожую на живого человека, то рядом с актером она не выиграет. Артист тоже тогда будет смотреться нелепо. Из всех эпизодов для меня важен момент, когда кукла протягивает актеру ложку, обгрызенную, обкусанную, напоминающую человека. Это точное попадание в образ голодного человека.
Сергей Рябинин, интервью интернет-изданию «Пруфы»
Для Ильгиза Зайниева инсценировка страшной в своей натуралистичности повести Галимджана Ибрагимова – не забег на короткую «датскую» дистанцию. Он вовсе не стремится отметить галочкой на календаре событий разрешенный к поминанию исторический этап. Мысль о спектакле в нем жила давно – если не всегда… 
Галимджан Ибрагимов описывает события без эмоций, он лишь документирует происходящее. Ильгиз Зайниев напротив – анализирует действия главного героя. «Душа была давно дешевле мяса». Это строка из стихотворения Максимилиана Волошина, написанного в один год с ибрагимовской повестью «Адәмнәр». Зайниев шаг за шагом прослеживает этапы этого обесценивания душ.

интернет-издание «Казанский репортер»

В первую очередь этот спектакль о таланте актеров. Они постоянно в движении, то играют сами, то работают с куклами (а бывает, и сшибают их в ярости с мини-сцены, похожей на гроб), то трансформируют декорации, то отчаянно жуют все, что попадется под руку. Четкий темп – с ними вместе возносится ввысь и бросается оземь струнный квартет, играющий музыку Эльмира Низамова в духе Софии Губайдулиной. 

интернет-издание «Реальное время»

Осенью 1921 года в Татарстане начался голод. За одну зиму татарское население сократилось на четверть. Галимджан Ибрагимов зафиксировал этот голод в повести «Адэмнэр». Адэмнэр переводится как «дети Адама». Дети Адама, рожденные на холодной земле, обреченные на тело и голод. 
Катастрофа прочерчивает предел возможностям языка. Происходящее настолько чудовищно, что не нуждается в метафорах. Достаточно называть вещи своими именами: смерть это смерть, голод это голод. Создатели спектакля отважно пошли по этому трудному для театра пути. 
У кукол руки – ложки, пустые деревянные ложки-ладони. И вместо надгробий на кладбище торчат из земли ложки. Мертвые просят есть. У детей – скорбные личики с огромными глазами, обведенными черным. Дети боятся стать едой. У детей круглые вспухшие от голода животы – картошки. У кукол-взрослых в животах зияют дыры с рваными истрепанными краями, воронки от взрывов, пустые желудки. 
Ильгиз Зайниев принуждает зрителей к взаимодействию с ужасом. Голод 20-х – это замолчанная, забытая травма. Режиссер наносит травму, тем самым возвращая историю. Наше общее мертвое знание переходит в живой и страшный опыт. Опыт немоты. Но только так, превращая чужое в мучительно личное, мы и можем сражаться со всей болью и ужасом, которые ежедневно готовит наше, но еще не наше прошлое.

Владислава Куприна

На странице использованы фотографии Ларисы Пасынковой