Пресса

В Москву в рамках внеконкурсной программы "Золотой маски" приехал спектакль "Земляничная поляна". Сценический парафраз великого фильма Ингмара Бергмана, поставленный в столице Белоруссии, оказался неотличим от спектаклей глубокой российской провинции.



Мне недавно рассказали быль, очень похожую на анекдот. Крупному театральному режиссеру из Минска на некоем совещании сообщают, что изгнанный из страны за диссидентские выпады и скитающийся на чужбине белорусский "Свободный театр" получил одобрение и поддержку покойного уже нынче Гарольда Пинтера. Крупный режиссер сначала вовсе не реагирует на эту информацию. Потом впадает в задумчивость. Потом говорит: "Гарольд Пинтер... Гарольд Пинтер... Это такой мальчик с палочкой и в очках, что ли?"



Из страны, где крупные театральные деятели путают лауреата Нобелевской премии по литературе Гарольда Пинтера с мальчиком-волшебником Гарри Поттером, к нам приехал спектакль "Земляничная поляна". Он поставлен в минском Национальном драматическом академическом театре им. Горького патриархом российской сцены Аркадием Кацем, и, судя по отзывам в местной прессе, является дуновением свежего ветра на академической белорусской сцене. "Вот приедет Кац и все исправит!", "Кац сделает настоящий спектакль!", "Кац нас спасет!" - так говорили артисты театра, предвкушая грядущую премьеру "Земляничной поляны". Об этом поведал в своей рецензии на постановку продвинутый белорусский письменник Андрей Курейчик. "Кац приехал и... сделал лучший спектакль в репертуаре Горьковского театра", - заключил Курейчик.



Страшно подумать, каковы худшие спектакли этого репертуара, ибо восхитившая рецензента "Земляничная поляна", в сущности, есть образцово-показательный экземпляр театральной рутины. Все, что у Бергмана казалось кинематографическим открытием, тут кажется сценическим штампом. И воспоминания героя о детстве, в которых взрослые тети, одетые в нарядные белые костюмчики, притворяются девочками и разговаривают друг с другом буратиньими голосами. И сам герой, который в исполнении народного артиста СССР Ростислава Янковского напоминает не шведского профессора, а какого-то номенклатурного советского работника. И окружающие его дамы на возрасте, которых артистки минского театра играют в худших традициях академической сцены. И музыкальное оформление: в лирические моменты звучит лирическая музыка, в тревожные - тревожная, в патетические - пафосная. И жалкая потуга на сценографическую смелость, явленная нам в виде огромного, во всю сцену глаза, которым герой, надо полагать, и обозревает свое прошлое...



Российский театр казался мне порой заповедником, в котором, как и во всяком заповеднике, обитают реликтовые театральные виды и который отгорожен от Европы, от всех ее поветрий - и хороших и дурных - каким-то щитом. Надо было увидеть белорусский театр, чтобы понять, что это не так. Мы (во всяком случае, наша столица) давно уже никакой не заповедник. Мы часть Европы со всеми вытекающими отсюда последствиями. А вот Белоруссия, включая ее столицу, это да-а-а... Три слоя изоляции и никаких сношений с внешним миром.



Лезть со своим уставом в заповедник бессмысленно. Раньше были земские врачи. Кац - земский театральный режиссер. Он хорош для провинциальных российских городов и для столицы Белоруссии, ничем от провинциальной России не отличающейся. В контексте европейского театра его постановка была бы смешна. В контексте провинциального - она отрадна, ибо провинциальность ее не агрессивна, а тиха и застенчива. Этой "Земляничной поляне" самое место в заповеднике. Для него - Курейчик прав! - она и впрямь сделана качественно. Во всяком случае, не злокачественно. Она лишена даже легких признаков театральной попсы. Она поставлена одним пожилым человеком для другого пожилого человека (сценарий Бергмана - прекрасный материал для размышлений о прожитой жизни) и рассчитана на интеллигентную вдумчивую публику, слыхом не слыхавшую о каких-то там новых поветриях в искусстве, но готовую к серьезному разговору о вечном.



В фильме Бергмана герой путешествует из одного города в другой, путешествуя одновременно в свое прошлое. Кинематографически эти ретроспективные сцены сделаны Бергманом волшебно. Герой ясно понимает, что мир, который он созерцает, при всей кажущейся его близости - другой мир. Уже чужой, уже бесконечно далекий. В него уже не вернуться. Вот и "Земляничная поляна" из Минска - это для меня тоже путешествие в другой мир. В какой-то заповедный театральный лес. Он рядом - рукой подать. И он бесконечно далеко. В нем свой микроклимат, свои представления о прекрасном. И ниспровергать эти представления - все равно что выкорчевывать вековые дубы в Беловежской пуще. В заповеднике ничего не должно меняться. Особенно то, что глубоко пустило корни. Пусть себе, право, растет.