Пресса

14 марта 2009

Невольный каторжник

беседу ведет Анастасия Иванова | Золотая Маска №1/2009

Скажите, а что лично вас изначально увлекло в «Береге утопии»?


Прежде всего, это не «ты в предлагаемых обстоятельствах». Это то, на что я от-кликнулся сразу и что держит меня до сих пор. Мы не создаем портреты. Что такое спектакль? Это что-то «не твое». Ты должен быть очень ответственным. И добиться такой свободы в этой ответственности, чтобы получился другой человек. Не ты.



Но разве это не естественно для любого спектакля, для любой роли?



Да, но тут названы фамилии – вот в чем дело. И появляется опасность «я играю Бе-линского» - опасность наглости…



А это наглость?



В общем, да. Это очень опасная история – «я играю…». Дана пьеса, а мы можем лишь приближаться. Поделиться, еще раз заговорить об этих темах. О тех темах, тех страстях, тех негодованиях, которые затрагивали очень реальных людей. Это крик – наш и Стоппарда. Приглашение к разговору.

Один священник говорил: у Бога живы все. И это нужно помнить, когда мы присту-паем к разговору о человеке, которого сейчас нет. Он жив и он рядом. Он смотрит и слушает. И мы должны быть достойны в своей работе от его имени. Прошлое тоже есть. Будущее будет. А настоящее – сегодня, сейчас. Мы здесь, а не за дверью. Театр никогда не будет за дверью. Это единственное живое искусство. И я не за дверью – я здесь. И Белинский сейчас здесь - его мыс-ли живы. И мои мысли так же живы, как мысли Белинского.

Может быть, этот спектакль получился интересным именно потому, что мы не игра-ем маски и не играем «жизнь замечательных людей». Мы говорим только о нас с вами. И разго-вор этот должен волновать нас так же, как когда-то волновал этих известных и «почему-то» ве-ликих людей.

Это невероятный подарок – ты можешь со сцены говорить о том, что тебя волнует до такой степени – до мурашек, до кипения крови. Мысль, которая не хочет оставаться в голове – стремится быть высказанной. Но мне кажется, что я уже много об этом говорил. Себе… ведь это важнее, чем кричать об этом…

И главное - свет в душе у зрителей вся эта история, о которой мы говорим, оставляет. Это немало. И когда мы не знаем ответов на вечные вопросы, свет, который оставляют настоя-щие люди, очень важен. Если мы можем взять его и передать дальше, как говорил Брэдбери, то в этом, наверное, и есть правда.



А у актеров свет остается после спектакля, или он весь уходит в зрительный зал?



Это тайна. Тайна не всегда светлая. Но вообще, чтобы остаться в живых, конечно, нужно хотя бы поверить в эту иллюзию света для себя…



А если бы вас попросили охарактеризовать своего героя в нескольких словах?


Невольный каторжник.



Почему «невольный»? Ведь это его выбор. Причем свободный выбор.



(С улыбкой) В том-то и дело. Мы ведь говорим о факте. Поэтому мне так не хватает на сцене последних месяцев Белинского в Петербурге, чтобы объяснить свою мысль: работа, которая давала вдохновение, но и добивала. Без вдохновения он не мог жить. Иначе бы он на-всегда уехал лечиться за границу. И залечиться бы там…



Но если бы были последние сцены в Петербурге, то оставалось бы ощущение безысходности и даже слабости, а здесь…



Да, а здесь мы говорим о свете, а не о «добитости». И каждый раз в последних сце-нах, когда появляются все новые и новые уточнения, меня словно возвращает к тому, что было важно с самого начала. То, что волнует меня, должно волновать и зрителя. Этот разговор, эта тема. Просто она важнее и интереснее, нежели то, чем подчас заняты мысли наших сограждан.



А что это за тема, о которой вам хочется говорить, играя Белинского?


«Играя Белинского…» - тут очень важная мысль: не «играя Белинского»… Для меня это потрясающее открытие – это не моя работа. Это работа театра. И в этом вопросе «что?» мне в первую очередь почему-то важно, не то, что хочу сказать я, а то, что мне говорит режис-сер: что мы должны сделать, что мы должны сказать.



А что говорит режиссер?


(С улыбкой) Это интимные вещи. Но каждый раз интересны эти замечания – напи-санные на больших листках. Не грубые – очень тонкие. Словно на папирусе. Заметит это потом зритель или не заметит, но что-то новое сделано. Конечно, многое держится и на моей собст-венной позиции, которая совпадает с позицией моего героя.



И зрители это чувствуют – редко сейчас бывает такой всплеск откликов после театральной постановки.



Очень дороги зрительские отклики. Здесь они особенные, это не совсем отклик «на искусство», здесь отклик именно человеческий. В этом спектакле получается затронуть такие чувства, которые, может быть, останутся у них на всю жизнь. И эта зрительская взволнован-ность – совсем не только наша работа, а даже в чем-то часть их судьбы. Это прочитывается в откликах… И это редкость. Не тот случай, когда «над вымыслом слезами обольюсь», а личная взволнованность, с которой многие остаются после спектакля…



А с чем это связано?



Каким-то странным образом сходится многое. Казалось бы, что нам эти люди? Мы не знали их, да нам и не надо их знать. А это – мы, это наше, это наши фамилии.



А представьте на мгновение, что нет в пьесе Белинского, что надо отдать предпочтение другому герою, - кому?


Герцену, конечно. Но вообще спектакль – стихия. В нем очень трудно выбрать «са-мого интересного человека». У Стоппарда колоритен, интересен и Бакунин …



А Тургенев?


Вот, кстати, да! Дело в том, что у Герцена, опять же, затрагивается очень много тем, волнующих меня; но если говорить именно о персонажах, то, конечно, очень интересен Турге-нев.



Но Белинского вы бы выбрали, если бы выбор зависел от вас?



Выбрал бы. Наверное, да. Его слова меня действительно очень задевали. А то, что происходит с Белинским в течение одного только второго акта первой пьесы – это вообще мало не покажется!
Может быть, это даже и подарок. От Бородина мне.



Не от Стоппарда? То есть это именно на уровне спектакля подарок – не на уровне пьесы?


Не знаю. На каком-то уровне, который доступен только Алексею Владимировичу. Потому что, что касается «изначального Стоппарда», - было очень много трудного, непонятно-го, непроизносимого. Много неразрешимых вещей... И конечно, многое убирали. В том числе и сцены Белинского. Ведь спектаклей не два-три. Не до Белинского уже, ребята! (Смеется) «Что ты тут со своим Белинским? И так много тебя! Хватит – идите! Вот вам карнавал – и скажите, что вы думаете обо всем этом!»



оригинальный адрес статьи