Театральная компания ЗМ

Пресса

24 мая 2017

Игорь Костолевский: «У меня постоянно были мистические истории»

Светлана Васильева | Омская газета

Народный артист России о ролях в театре и кино и везении в жизни актера.

Кавалергард на посту рыцаря

– Игорь Матвеевич, вы стали президентом «Золотой маски» после ухода из жизни Георгия Тараторкина. Для вас было неожиданным предложение возглавить национальную театральную премию и фестиваль?

– Когда мне позвонили и предложили стать президентом, у меня была реакция, как у одного героя из пьесы Островского, который говорит: «Маменька, я разговору лишился и не имею слов». Да, я много лет состоял в правлении «Золотой маски», но никогда не думал, что стану ее президентом.

– Вы разделяете взгляды на театр Георгия Тараторкина?


– Георгий Георгиевич был рыцарь театра, человек необычайного благородства, чести, достоинства, который всегда говорил то, что думал. Во время церемонии вручения «Золотой маски» генеральный директор фестиваля Мария Ревякина сказала, что за все время не слышала от Георгия Тараторкина ни одного худого слова о ком-то. Он, конечно, мне близок, и близки принципы «Золотой маски». Должность президента – это большая честь и огромная ответственность. Нужно удержать фестиваль на том же высоком уровне, на котором он сейчас находится. А фестиваль уникальный, другого такого в мире нет.

– Вы стали президентом, Театр им. Маяковского, в котором вы служите, получил три «Золотые маски». Вокруг премий всегда много разговоров, об этом тоже судили-рядили?

– Все конспирологические версии можно отбросить, потому что президент не входит ни в экспертный совет, ни в жюри, состав которых каждый год меняется. То, что спектакль нашего театра «Русский роман» был признан лучшим, справедливо, потому что это замечательное совпадение. А спектакль действительно чудесный. Я, может быть, рад был бы способствовать его успеху, но к присуждению премии не имел отношения.

– Работа на фестивале вашу жизнь как-то переформатирует?

– Я президент с 13 апреля! Я получил команду из десяти человек, которая потрясающе работает. Моя задача – укрепить, помочь и не растерять то, что создано до меня.

И герой, и простак

– Александр Филиппенко говорит: «Его Величество Случай играет в жизни актера главную роль». Это про вас?


– Про меня. У меня постоянно были мистические истории, начиная с роли кавалергарда Анненкова в фильме «Звезда пленительного счастья», которую я получил случайно. Я думаю, в везении есть какая-то предопределенность. Верю, что тебя ведут, на тебя смотрят свыше и помогают, если ты стараешься жить по совести, соблюдать какие-то основополагающие человеческие принципы.

– Какие еще роли вы воспринимаете как подарок?

– Роль учителя Марина Миррою в фильме Михаила Казакова «Безымянная звезда». В этой роли должен был сниматься Сергей Юрский. Вдруг мне звонит Михаил Казаков и говорит: «Знаешь, я все-таки решил позвать тебя». – «Ну как же, Сергей Юрьевич такой чудесный актер». Он говорит: «Да, но мне нужен человек молодой, потому что это история молодых людей, за ними должно быть будущее». Финал у фильма грустный, и должно было быть понятно, что мой герой выстоит, что при внешней хрупкости он сильный, у него внутри есть мощный стержень.

– Это правда, что ваш мастер в ГИТИСе Андрей Гончаров считал, что ваше амплуа – комический простак?


– Да, это так, и ничего худого в этом не вижу. Я Андрею Александровичу благодарен за то, что он меня открыл как комедийного артиста. Мне это в жизни очень помогло. Он перестал делать из меня героя, я играл в театре алкоголиков, бог знает кого. И сейчас у меня последняя работа в театре характерная – деревенский писарь Аздак в спектакле «Кавказский меловой круг» Брехта.

– Но огромную любовь зрителей всей страны вы завоевали образами романтических героев на экране: декабриста Анненкова, Евгения Столетова в фильме «И это все о нем», разведчика Андрея Бородина в «Тегеране-43»…

– Но все эти герои были не только романтическими, но и характерными.

– После этих фильмов вас узнавали на улице, и вы признавались, что популярность накрыла. Как удалось пережить испытание славой?


– Слава богу, что хватило мозгов посмотреть на это трезво. Вокруг оказались люди, которые все объяснили, и сам я понял, что если буду тиражировать то, что делал до этого, то ни к чему хорошему это не приведет. Сегодня свежо, а завтра превратится в штамп. Я ушел в театр и сыграл главную роль в спектакле «Смотрите, кто пришел», благодаря которой, может быть, и стал актером. Потом сыграл отрицательного героя в фильме «Ошибка Тони Вендиса». Со Станиславом Любшиным снялся в картине по Достоевскому «Вечный муж» – совсем другая работа. Конечно, в кино очень важно, что дали тебе мама с папой. Но мне все время хотелось не тиражировать свою внешность на экране (все-таки я не в модельном бизнесе работаю), а заниматься своей профессией. Вот я Плюшкина играю в театре, Дулепова в «Талантах и поклонниках», Шульца в «Канте».

– А у кинорежиссеров было желание снимать и снимать вас в ролях героев?

– В кино всегда есть желание тиражировать образ. Если ты полюбился зрителю в одном качестве, то зачем мудрить?

– Вы часто отказывались от ролей?

– Очень часто. Не потому, что я такого высокого мнения о себе как об актере. Отказывался, потому что были работы, которые мне очень дороги, и размениваться на что-то посредственное не хотелось. Меня не заботит, что могу потерять популярность, мне хватает моей.

– Популярность никуда не делась. Вас по-прежнему знают зрители от мала до велика. Кстати, меня просили задать вам вопрос: почему сейчас мало снимаетесь?

– Мало снимаюсь, потому что мало интересного для меня. У меня дома сейчас лежит три сценария. Я по поводу участия в этих фильмах нахожусь в раздумьях.

– Значит, отношения с кино не закончились?


– Нет. Мне было интересно сняться в фильме Владимира Гостюхина «В лесах и на горах» по Мельникову-Печерскому, я там играю купца Макара Тихоновича. Сыграл у Хотиненко в «Бесах» Достоевского. Не очень удовлетворен этой работой. Верховенский – потрясающая и мощная роль, но в фильме ее порезали, и негде было развернуться.

– Вы поддерживаете отношения с партнерами, с которыми долго работали вместе на съемочной площадке? Например, с Эвой Шикульской?


– С Эвой мы в добрых отношениях, передаем друг другу приветы, хотя не виделись давно. А с Анастасией Вертинской после фильма «Безымянная звезда» дружим.

– Несколько всем полюбившихся песен связаны с вашим образом в кино: романс из фильма «Звезда пленительного счастья», «Вечная любовь» из «Тегерана-43». Романс появился по вашему заказу?


– Его написали композитор Шварц и поэт Булат Окуджава. Когда мы снимались в «Звезде пленительного счастья», я пришел к режиссеру Мотылю и сказал: «Какой кавалергард без песен?». Он говорит: «Ну позвони Окуджаве». Они были три друга: Мотыль, Шварц, Окуджава. Но в тот момент находились в ссоре. Позвонил Булату Шалвовичу, рассказал, кто я, что я. Он сказал: «Позвоните дня через три-четыре». Звоню и слышу: «Я уже написал». Думаю, он лукавил, у него уже был текст «Кавалергарда век недолог». Так появился в фильме романс. И еще к одному фильму с моим участием – «Законный брак» – Окуджава написал песню. Ну а к песне «Вечная любовь», которую написали Жорж Гарваренц и Шарль Азнавур, я не имею отношения.

Театр больше, чем театр


– Вы всю жизнь работаете в одном театре – им. Маяковского: 45-й год. Верность – ваша черта?

– Так сложилось. Хотя я в 90-е, когда надо было выживать, уходил. Принимал участие в международных проектах, играл «Орестею» Эсхила в Норвегии и Швейцарии, потом ту же роль у Петера Штайна. Но вернулся в свой театр. Я пришел сюда молодым, когда в коридорах ходили великие артисты. Сегодня с легкостью любого можно назвать великим, разбрасываясь словами. А тогда были действительно великие. Я видел Марию Бабанову, сидел в одной гримерке с Борисом Тениным и Евгением Самойловым. В театре работали Армен Джигарханян, Татьяна Доронина, Наталья Гундарева, Александр Лазарев и Светлана Немоляева, Евгения Симонова. Это была лучшая, наверное, труппа в стране после БДТ. И я видел, как эти люди и режиссер Андрей Гончаров относились к профессии. Они служили театру. Я понимаю, время изменилось, сейчас требовать от актеров служения невозможно, потому что надо выживать, и совершенно другие условия. Камень не брошу в артиста, который пошел сниматься в рекламе из-за того, что не на что жить. Но в Советском Союзе театр был больше, чем театр. Это была некая трибуна свободы. Сейчас при удивительных всполохах удач все равно театр превращается в европейский. У нас есть то, это и вот еще театр. Можно пойти отдохнуть. А я воспитан на другом. В театр шли получить глоток свободы, узнать что-то про себя и о жизни, сопереживать и сострадать. Артисты сегодня хуже не стали. Но сыграть любовь (не секс, не отношения), сыграть мощное чувство сострадания, чтобы зритель увидел, как один человек помог другому, этого на сцене сегодня мало.

– Как вы относитесь к режиссерам, которые делают ставку на эпатаж зрителей?

– Все зависит от культуры и таланта человека. Можно даже нагишом артиста вывести на сцену. Если ты понимаешь, во имя чего это делаешь, если спектакль талантлив и зрители им захвачены, они даже не обратят на это внимания.

– Есть ли сегодня тенденция возвращения к классическому русскому театру?


– Есть и очень большая. Я смотрю по своему театру. У нас много спектаклей по Островскому, сейчас выпустили «Бешеные деньги». Вокруг театра и его пути всегда бушуют страсти, разные мнения сталкиваются. Нужно слушать друг друга, договариваться, а не бросать обвинения. Всем нам нужно этому учиться, чтобы театр счастливо жил и развивался.


оригинальный адрес статьи