Театральная компания ЗМ

Пресса

26 марта 2015

Переходный возраст

Татьяна Власова | Интернет-портал Teatral-online.ru

Тревоги юности, бремя зрелости и конец детства – в спектакле Хайнера Геббельса все это «закодировано» в хоровом исполнении вокального ансамбля «Carmina Slovenica», девушек от 13 до 20 – обладательниц всевозможных гран-при и завсегдатаев крупнейших международных фестивалей. Они известны виртуозным владением и смелым сочетанием разных приемов, от наплывов атональности до полифонии невокальных звуков («попискивания, повизгивания, говора, шепота и шипа»). «Когда гора сменила свой наряд» предполагает не менее сложное, эклектичное исполнение.

Музыкальный ряд включает в себя многоголосие 13 века и народные песни Словении, в том числе песню, давшую название спектаклю, – о горе, которая весной меняет свою белую рубашку на зеленые штаны. Девочки совершенно легко переключаются с идиллического Брамса на экспрессиониста Шонберга, с современной поп-музыки на потустороннее горловое пение. Тревожных, или даже мрачных, обертонов добавляют к звучанию «выдержки» из сочинений самого Хайнера Геббельса.

Иногда от организованных «масс» отделяется индивидуальность, задавая вроде бы детские вопросы, например, о том, как понимать запреты и зачем они нужны, – а хор голосов отвечает на них, играя стереотипами, самыми ходовыми в мире взрослых. Причем выясняется, что диалоги позаимствованы у писателей разных эпох – от просветителя Руссо и созерцательно-элегического Штифтера (австрийского писателя-романтика, чье эссе стало отправной точкой для медитативного сочинения Геббельса «Вещь Штифтера») до Гертруды Стайн с ее эллиптическим языком.

Сложный комплекс звуков, движений и слов здесь тоже напоминает своего рода медитацию, коллективную попытку осознать, что происходит внутри нас, какие перемены мы наблюдаем с переходом от детства к взрослому состоянию, от инфантильности к самостоятельности. Впрочем, эти процессы сопряжены и с особым напряжением, характерным исключительно для подростков, с их разбалансированностью, резкими перепадами настроения, поэтому почти гипнотическое пение девочек часто сменяется на импульсивное, в один из моментов крикливое, как птичья стая, кем-то или чем-то напуганная и поднявшаяся в воздух. И, в общем-то, самыми сильными были моменты спектакля, когда находила выход коллективная энергия, отчасти даже анархическая, бросающая вызов, а вместе с ней высвобождалась и тяга к независимости от «старшего», который на правах «старшинства», в том числе политического, обычно говорит, как надо жить.

Хайнер Геббельс не скрывает, что проводил параллель с «переходным периодом» самой Словении – от коммунизма к капитализму, от подчинения советской «империи» к новой государственности. Смена режима, само собой, сопровождалась и сменой «настроек» сознания, которое с распадом Восточного блока стало «дрейфовать» от коллективного к индивидуальному, а вместе с тем трансформировать представление о самости. И это еще один уровень, на котором зрителям предлагается «конструировать» свои ассоциации, наблюдая за сольной и ансамблевой работой.

Юные хористки находятся в постоянном движении, то образуя самые разные конфигурации, которые разрушаются и собираются снова, то группируясь на пластмассовой зеленой лужайке как одна большая пестрая клумба, то усаживаясь в ряд на краю сцены. Они пристально, неподвижно смотрят в зал, причем достаточно долго, так что зрителям делается неловко, тем более что открытые лица постепенно меняют выражение на сдержанно-агрессивное. «О чем мечтают маленькие девочки? – О ножах и крови». Эта автоцитата Хайнера Геббельса подсказывает, что иногда они бывают даже слишком опасны.

«Когда гора сменяет свой наряд» – это история взросления, которое сопряжено с утратой иллюзий и «ноющим» страхом. Он приходит от столкновения с мыслью о смерти как неизбежности, как бомбе замедленного действия – не знаешь, когда рванет. О необратимости жизненных процессов, о том, что бывает только раз, как детство, и никогда не повторится. Девочки прощаются с ним, вспарывая и сдирая шкуру с игрушечных мишек – со спокойными, бесстрастными лицами – и одновременно пересказывают взгляды Гертруды Стайн на богатых, бедных и очень бедных, на то, как устроен капитализм. Без акцентов, без оценок. Тем временем белый легкий наполнитель изымается, отделяется от игрушек, как их души, – и вчерашние дети заставляют медленно плавать над лужайкой маленькие облачка. Но эта «пасторальная картинка», как и проекции наивных картин, в спектакле Хайнера Геббельса – только напоминание о нежном возрасте, который уже позади. На смену приходит беспокойная витальность – и принципиальная невыразимость основного смысла, невозможность заключить его в слова, даже в самые тонкие их сочетания.
Кстати

Хайнер Геббельс, шагнувший на территорию театра из композиторского цеха, долгое время занимался «акустическим театром» и «звуковыми пьесами». Его театр – это всегда невербальная коммуникация. Его метод отчасти отражен в названии одного из спектаклей, с которым он приезжал в Москву – «Эраритжаритжака», что на языке австралийских бушменов означает «вдохновляемый желанием того, чего больше нет». Сюжет, действие, характеры Хайнера Геббельса мало интересует. Спектакль он превращает в одну большую динамичную инсталляцию, которая меняет свои очертания и непрерывно трансформирует смыслы, делает их летучими и трудноуловимыми. Он колдует с вещным миром, превращая его в визуально-акустическое и совершенно отвлеченное, абстрактное представление.



оригинальный адрес статьи