Театральная компания ЗМ

Пресса

31 января 2014

Ренессанс на руинах

Екатерина Васенина | Интернет-портал Teatral-online.ru

Одноактные балеты – концентрированное удовольствие. Хореографическая мысль, сжатая максимум в получасе, взрывает мозг фейерверками смыслов и образов, чтобы после антракта окатить новой волной.

Музыка Concerto DSCH, написанная Шостаковичем в 1957 году по случаю рождения сына Максима, почти до самой глубины оптимистична, бравурна и даже легкомысленна: вторая половина 1950-х – начало пресловутой «оттепели», совсем непростого периода, однако маркированного общественным сознанием как эпоха реабилитаций и попыток свободы слова, в том числе музыкального. Алексей Ратманский, поставивший 20-минутный балет на DSСH, радостно следует внешнему оптимизму композиторской логики и делает видимым подпольный суггестивный слой этой радости, не фокусируясь на нем, но легко обозначая на всем протяжении танца как некий тщательно упрятанный надлом, присущий даже откровенно радостному моменту.

Это суггестия смертного страха 30-х и 40-х, спрятанное под бетонную плиту немое мычание чудом выживших, уцелевших душой и телом.
Ратманский работает с категориями общего и индивидуального тела: кажется, чем плотнее танцовщики массовых сцен прижаты друг к другу, тем сильнее у них чувство, что они не боятся друг друга. Дуэты спортивной комсомолки и молодого рабочего в промышленном комбинезоне посекундно и пошагово отцензурированы комсомольским собранием: потому, наученные коллективом улыбаться, кружиться и крутить любовь, они знают главное: в какой момент нужно вернуться в строй для пантомим и поддержек. Они – спортсмены и комсомольцы, они образчики людей будущего, они здоровы вместо всех остальных… Даже выпады их корпусов вперед разрабатывают идеологию броска. Но в ткани танца неумолимо, благодаря синкопированно учащенным заноскам и нарочитой хрупкости движений при заявленной победоносности эпохи проступает обманчивая природа государственного оптимизма.

Та же тема «жизни после жизни», но не в историческом, а мифологическом контексте, рождается в «Весне священной» в постановке Саши Вальц на труппу Мариинского театра. Это – общее у спектаклей, формально разнящихся словарем и номинированных на «Золотую маску» в разных категориях – Concerto DSCH как лучший балет, «Весна священная» как лучший спектакль современного танца. От священного холма «Весны» 1913 года в костюмах и сценографии Николая Рериха у Вальц осталась горка пепла. Вместо зеленых полян – сизый сумрак. А идея хореографии та же, что у Нижинского, испугавшая огромное количество аристократов духа сто лет назад: «Какой ужас этот Sacre, параллельно музыкальной дикости какое-то тупое одичание на сцене», – писал А.И.Римский-Корсаков жене. – «Вместо танцев – ужасающие по грубости и нелепости трясение головой, животами, вывернутыми руками и ногами. Вместо групп – груды искривленных тел». Хореограф Уэйн МакГрегор подтверждает спусят сто лет: «В музыке «Весны священной» по сей день есть животное чувство, которое пронизывает все твое существо. Она заставляет действовать». И разбалансированное кривляние дикарей на фоне постпанковской горки пепла, их хаотичные, лабиринтами выстроенные движения по ломаным линиям сцены все явственнее говорит о том, что выжившим после некой катастрофы, забывшим все, что принадлежало их исчезнувшей цивилизации, нужен новый обряд. Хаос пытается сформулировать новый порядок бытия, он – вот уже – посылается им небом, из которого медленно выдвигается огромная сверкающая игла, – которой кто-то из мечущихся принадлежит, сам пока того не зная. Мистический ужас толпы перед необходимостью ритуальной жертвы, пронизывавший, судя по отзывам, «Весну» Нижинского 1913 года, вечен – и передан Вальц и труппой Мариинского театра. И как свежо-архаично передан! Не солнцу красному, не Яриле поклоняются новые дикие, а своему страху, своему ужасу.

И тут любопытнейшая рифма Шостаковичу-Ратманскому, где смертный ужас прячется в веселых нотках, прячется в танчиках, но тянет этот предательский сквозняк в хороводах, которые водят новые дикари «Весны» и комсомольцы из Concerto.

Жестокая драка самки и самца у Вальц – про звериное дикарское чутье, про «жизнь прожить не зря» – кому сочетаться с землею пышною? Все ищут пути великого – и мужчины, и женщины, и дикари, и комсомольцы, всем хочется зачать нечто великое от сырой земли, и движения любви в землю совершают во время драки самец и самка, оба – не друг с другом, нет – с землей. Она в «Весне» главное лоно. И сверкающая золотая игла, неумолимо на протяжении партитуры выдвигающаяся из неба, только и поможет призванной к великому пути жертвы соединиться с землей по-настоящему: торжественно, во имя общей великой цели и навсегда.


…И да, Валерий Гергиев дирижировал зубочисткой, знаменитый дирижер правда дирижирует зубочисткой. Все лишнее, суетное о Стравинском, навязшее в зубах потребительской культуры, кажется, было ею удалено.



оригинальный адрес статьи