Театральная компания ЗМ

Пресса

10 апреля 2012

Французское с нижегородским

Майя Крылова | Газета «Новые известия»

На Новой сцене ГАБТа выступил балет Мариинского театра. Петербургские танцовщики показали постановку «Парк», посвященную Франции XVIII века. Показы убедили в том, что говорить на иностранном балетном языке без акцента – дело не простое.

«Парк» поставлен хореографом Анжленом Прельжокажем в знак восхищения французской историей и культурой. В 1990-х годах Прельжокаж, родившийся в Париже в семье албанских выходцев из Черногории, был приглашен на постановку в Парижскую оперу. Общаясь с артистами прославленной труппы, он ощутил, как галльская ментальность буквально «трепещет» в грации и повадках танцовщиков и балерин. Чуткий к телесным «зовам» профессионал загорелся идеей балета, где эта ментальность получит наибольшее выражение. Так родился «Парк» – спектакль, действие которого происходит в Версальском парке во времена, когда мужчины носили прически с косичками, а дамы – платья с фижмами. Сюжет балета – любовь под сенью деревьев, которой предаются скучающие аристократы.

Не так давно труппа Парижской оперы гастролировала с «Парком» в российской столице, и мы имели возможность увидеть, что именно имел в виду Прельжокаж, когда говорил об «истинно французском духе» спектакля. А в прошлом году балет о старинной Франции понадобился Мариинскому театру. До нынешних показов в Москве российская премьера обкатывалась достаточно долго. Достаточно для того, чтобы либо закрепить французские визуальные смыслы в танце российских артистов, либо, наоборот, растерять и распылить смысл иностранного оригинала. Увы, балет Мариинского театра пошел по второму пути. Проблем не было только с реквизитом – все те же металлические боскеты с декоративной «стрижкой» и огромные стволы не из дерева, имитирующие старинный регулярный сад. Озадачили уже небрежные задники спектакля: где, например, грозовое небо в финале? И почему в самой последней картине, когда ночь любви сменяется будничным днем, а музыка Моцарта – фонограммой с голосами прохожих и криками играющих детей, на сцене, вопреки оригиналу, царит все тот же ночной мрак, убивающий смысл?

На уровне костюмов тоже странности. Наверное, стопроцентное воспроизведение изумительных тканей парижского спектакля было невозможно: автор костюмов, кутюрье Эрве Пьер, вроде бы создал их по образцам XVIII века. Но и «экранизация по мотивам» в данном случае должна была быть тщательной. Автору этих строк неизвестно, как Мариинский театр решал проблему. Но цветочки на женских юбках теперь слишком бросаются в глаза и напоминают ивановские ситцы, а малиновое с разводами платье главной героини кажется пошитым из портьер. И отчего в сцене, где девицы должны гулять в кружевном дезабилье, кружева исчезли, а вместо стильных шнурованных корсажей на некоторых танцовщицах оказались невзрачные серые лифчики в стиле «прощай, молодость»?

Но самое «не туда» – оттенки танца. Нет, умение делать балетные па в Мариинке никуда не делось. Но в «Парке» с его не особо богатой хореографией главное – манера держаться, вкусность деталей, с которыми хореография подается. Балет из Петербурга обрел неожиданный подтекст: крепостные актеры в старинном театре играют во французских дворян, но подсознательно не могут отрешиться от вчерашней порки на конюшне. Рисунок обморока, в который по ходу действия декоративно падают обитательницы Версаля, у труппы Мариинского театра не нарочито (и в то же время естественно) жеманный, но какой-то простецкий. Как будто на землю свалилась не маркиза или графиня, а купеческая дочка, воспитанная плохими гувернантками. Мужской состав тоже не порадовал: вспоминалась реплика Жванецкого про неумение играть аристократизм, что-то про графа, который в свой родовой замок норовит войти боком. Заявленный по сюжету флирт выдавался или слишком грубо, или, наоборот, равнодушно, почти без намека на галльский рациональный шик и сдержанно-изящный шарм. А слово «почти» написано потому, что вышесказанное не касается главных героев балета. Диана Вишнева и ее партнер Константин Зверев были превосходны в своей верности принципу «в тонкостях деталей – смысл». Она царила по праву красивой женщины и примы-балерины. Он легко справлялся с хореографией и был полон нежного почтения к даме, даже в сцене «постельной» любви. Разность подходов рождала особый подтекст: как будто простой дворянин ухаживает за герцогиней. Удивительна «станцованность» этих артистов – дуэт кажется близким к идеальному. Остальным исполнителям хочется напомнить еще одну фразу Жванецкого: «Тщательнее надо, ребята».



оригинальный адрес статьи