Театральная компания ЗМ

Пресса

20 марта 2012

«А в Литве меня уже все забыли»

Светлана Полякова | Газета «Московские новости»

Владас БАГДОНАС, известный актер литовского театра Meno fortas Эймунтаса Някрошюса, последние несколько лет осваивает российскую сцену — играет в трех спектаклях театра «Балтийский дом» (один из них, «Москва—Петушки», покажут во внеконкурсной программе «Золотой маски»), а также репетирует в «Трех сестрах» у Андрея Кончаловского в Театре Моссовета. В конце марта на экраны выходит фильм Павла Лунгина «Дирижер», в котором Багдонас сыграл главную роль.

— Как произошло ваше знакомство с Павлом Лунгиным?

— Меня ему представил Константин Богомолов, который начинал снимать эту картину. Не знаю, почему Павел Семенович не сразу взялся снимать фильм по собственному сценарию. Лунгин оказался очень мягким, интеллигентным человеком. Хотя мы одногодки, но он знает раз в десять больше меня — обо всем. Видит суть человеческую и психологию. Работалось с ним легко. На площадке он очень спокоен, не выламывает рук, но деловит. Если повышает голос, то сразу смущается, уходит в сторону, чувствуется, что он вдруг сам себе не понравился. У него то ли надобности нет, то ли нет привычки голос повышать. При этом группа работает очень слаженно, на площадке полный порядок.

— Фильм — о покаянии. Насколько близка эта тема лично вам?

— Очень близка! Самое сильное впечатление от фильмов Лунгина я получил, посмотрев «Остров». «Дирижер» — о том, что нельзя ради искусства быть эгоистом. Дирижер, мой персонаж, был уверен в своей абсолютной правоте. И даже не вникал в решения своего сына — просто отбрасывал их. Пока однажды не получил сообщение из Израиля о том, что сын его покончил с собой. И вот он едет с гастролями в Израиль. Я где-то читал, кажется у Бунина, что самое страшное для человека — ощущение бессилия. Когда невозможно уже ничего изменить, мой герой приходит к покаянию. Сознает, что все случившееся с ним — дело его собственных рук.

— В русском кино вы снимались у Элема Климова в «Иди и смотри», «Доме дураков» Андрея Кончаловского, «Крае» Алексея Учителя...

— В фильме Элема Климова я сыграл белорусского крестьянина с вывернутыми мозгами, который таскал чучело Гитлера на палке и рассказывал байки: «Слухайце мяне — бяда не мiне». Меня, кажется, взяли после первой пробы. Андрей Сергеевич Кончаловский увидел меня в роли Отелло и предложил сыграть главврача сумасшедшего дома. Мне редко приходилось видеть, как работает режиссер, настолько знающий свою профессию, стабильный в своем замысле. Поэтому я с радостью согласился и на того доктора, и на доктора Чебутыкина в «Трех сестрах» — спектакле, который мы с ним репетируем сейчас. Тем более что с пьесой у меня связано немало воспоминаний. Родэ я уже играл — помните, офицер, у которого сгорел дом: «Весь погорел, весь погорел», — приходит Родэ с веселым лицом После окончания консерватории я в этой роли бренчал на гитаре. У Някрошюса я играл барона Тузенбаха. У Кончаловского я Чебутыкин. Вот думаю, доживу я до Ферапонта или нет?

— Вы уже несколько лет играете еще одного чеховского персонажа — Тригорина в «Чайке», которая идет на сцене «Балтдома».

— Для меня это был почти ввод на роль. Был на первой читке «Чайки», а потом снимался в Израиле у Лунгина, приехал только перед премьерой, и меня ввели за одну репетицию. И вот сцена у Тригорина с Ниной. Она решена очень красиво: Нина и Тригорин плывут в лодке по кругу, и Тригорин говорит свой знаменитый монолог о муках писательства. А я этот монолог не успел выучить наизусть. И читал монолог с книгой в руках (хотел было скрыть, но было темновато, пришлось в открытую). А потом один критик написал, что эта сцена — самая лучшая: замусоленный, всем известный монолог Багдонас читает как нечто новое, абсолютно непонятное для него.

— На «Золотой маске» покажут спектакль «Москва—Петушки» в постановке Андрия Жолдака, где вы играете Веничку. Как вы адаптировались к хулиганскому театру Жолдака?

— Если Кончаловский интересен подготовленностью, то Жолдак, напротив, неподготовленностью. Он открытым текстом говорит: я не готовлюсь к репетиции, я импровизирую. Правда, импровизация эта ложилась на наши плечи, на актерские. Но потом, когда все складывалось в целое, было видно, что ниточки идут одна к другой, связываются, сплетаются во что-то. Эймунтас Някрошюс тоже работает на импровизации. Но он хотя бы готовится к тому, с какой темой сегодня работать. Жолдак любит очень темпераментную игру. С напряжением. Громко. Активно. У Жолдака нет тихого и сладкого театра. Правда, в этом спектакле мы не раз делаем и тишину. Из того, что я видел, это самое поэтичное произведение Жолдака.

— После премьеры «Трех сестер» вы сразу приступаете к новой работе — снова на сцене «Балтдома». Что это за спектакль?

— Современная интерпретация «Жизни Галилео» Брехта. Ставить будет болгарский режиссер Младен Киселов, много работавший в США и в Финляндии. Он учился в ГИТИСе у Эфроса, поэтому хорошо говорит по-русски.

— Вы тоже хорошо говорите по-русски, совсем без акцента. Вы долго жили в России?

— Нет, но я долго жил в Литве! Мое детство прошло среди русскоязычного населения на окраине Вильнюса.

— Театр Meno fortas очень любят в России. А как вас принимают в других странах?

— Однажды в Мексике мы играли «Отелло», и зритель уходил массово. Мы думаем, в чем дело? После спектакля объяснила администратор: «У нас сегодня такой день — образовательный, мы школьников-индейцев привели в театр». Индейцы дисциплинированно пришли и сели. Потом разом встали и ушли. На самом деле везде мы слышим восторженные аплодисменты. Но знают нас кроме России, пожалуй, только в Италии. Из всех режиссеров постсоветского пространства Някрошюс в Италии наиболее популярен. Там он как свой. Там начинались первые наши гастроли. Остальные наши зарубежные выступления — это фестивали, где собирается публика, которая хочет просто увидеть все.

— После «Петушков», и «Дирижера», и премьеры «Трех сестер» в Риге и Таллине вы, наверное, будете в Литве национальным героем?

— А в Литве меня уже все забыли... 23 марта будет последний спектакль «Отелло» с моим участием — я сам попросил, чтобы меня заменили. Чувствую, что физических сил недостаточно. Казалось бы, наглость, но я как-то подсознательно ощущаю, что это кино кончилось...



оригинальный адрес статьи