Пресса

Александринка сегодня — театр режиссерский. Его художественный руководитель Валерий Фокин не стремится превратить эту сцену в театр имени себя, предлагая чаще высказываться коллегам. Здесь выпускали спектакли мэтры мировой режиссуры Теодорос Терзопулос и Кристиан Люпа, а Малая сцена, открытая года три назад, в основном отдана молодым. Три недавних премьеры, которые впервые привозят в Москву, представляют три разных взгляда на мир от трех не похожих друг на друга режиссеров.


Мизантропический «Гамлет»

Изнанка, закулисье — именно эти слова приходят на ум, когда видишь декорацию к спектаклю Валерия Фокина. Художник Александр Боровский выстроил трибуну, которая, как избушка из сказки, повернута к зрительному залу задом. Где-то там шумит и блещет светская жизнь Эльсинора, нам же видны лишь задворки: тут прячут трупы, натравливают на людей овчарок, пытаются привести в чувство вусмерть пьяного принца.


Никакой голубой крови — Гамлет в исполнении Дмитрия Лысенкова скорее дворовый пес-подросток, готовый в любую минуту оскалить зубы или сорваться на визг, чем отпрыск королевского рода. Никакой поэзии — драматург Вадим Леванов существенно «снизил» текст Шекспира, снабдив его современным сленгом. Ни намека на возможность существования загробного мира: Призрак — всего лишь мистификация, ловушка, устроенная с целью погубить Гамлета (в этом спектакль перекликается и со знаменитым «Гамлетом» Николая Акимова 1932 года, и с недавним оперным «Дон Жуаном» Дмитрия Чернякова).


Политическая интрига по устранению наследника престола стремительно катится к развязке (продолжительность действия — всего 1 час 50 минут), а на сцену порой врывается реальный гомон питерской толпы, записанный композитором Александром Бакши прямо напротив Александринки на Невском.

Ностальгический «Изотов»

Если от Эльсинора веет холодом, то детство Изотова, героя пьесы Михаила Дурненкова «Заповедник», — это лиричный шум дождя на даче и звук пианино за стеной, спрятанные на чердаке «секретики» и подростковый флирт. Режиссер Андрей Могучий явно выбрал этот текст не из-за фабулы (она незамысловата — рефлексирующий писатель средних лет приезжает в дачный поселок, в котором вырос). Просто лейтмотив большинства его спектаклей — некое фантастическое место, где прошлое существует на равных с настоящим, а галлюцинации с реальностью. Ставит ли Могучий «Школу для дураков» Саши Соколова или «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Николая Гоголя, действие разворачивается как бы у человека в голове.


Поэтому оформление часто оказывается у режиссера важнее текста. Вот и в «Изотове» художник Александр Шишкин постарался: круто уходящая вверх сцена покрыта белым, на ней будто бы детской рукой начертаны контуры домика, в прорезанных окошках которого обнаруживается уютная комната с лампой. На помост проецируется видео, в финале со сцены снимают белое покрытие, и она превращается в деку рояля. Из этого мира воспоминаний не вырваться, впрочем, герой и не пытается — остается здесь навсегда.



Иронический «Дядя Ваня»



А вот режиссер Андрей Щербан, похоже, не склонен к поэтизации родного дома, где так и тянет окопаться навеки, несмотря на происходящие в его стенах скандалы. Постановщик — сам перекати-поле: из родной Румынии уехал в США еще в начале 1970-х, работал с Питером Бруком, ставил в Японии и Греции, в Корее и Иране. В его «Дяде Ване», сделанном с артистами питерской труппы, персонажи перебрасываются репликами на разных языках, и никакие стены не защищают их от стихий внешнего мира — герои то мокнут под дождем, то падают в грязь.


В том, как Щербан подает персонажей этой истории — и чеховская ирония, и отстраненность западного человека. В сущности, все они смешны. И все — комедианты: не случайно на сцене выстроены ряды кресел, повторяющие своим расположением партер Александринского театра. Играть перед другими, обманывать себя самого — по мнению режиссера, русский человек в этом немало преуспел. Эту специфическую российскую черту Андрей Щербан и фиксирует — с юмором, но и сочувственно.